Есть у холма граница двух миров

Есть у холма граница двух миров.

Там солнце в липах смотрит исподлобья.

И как остатки сточенных зубов,

торчат рядами темные надгробья.

Зубцы давно не крашеных оград.

След от костра, дымком виляя тухлым.

В земле одной мужья и жены спят.

Земля отнюдь не стелется к ним пухом.

Дождь камни точит их и имена.

Зима снежками бьет по их гробницам.

Но им однажды жизнь была дана.

Что в ней они? Сумели породниться?

Среди притворных фраз и грязных дрязг

хоть раз для них бывало совпаденье?

Ах, нет, не так (совпасть – совместно пасть) –

в бессмертный миг совместное паденье…

Молчанье. Тишь и тень – един конвой

запретных дум: и сбивчивых, и странных.

И только лучик тонкий восковой

ложится мне на пальчик безымянный.

Дороги холст со множеством следов

куда ведёт? и чьих дорог подобье?

Есть на Земле граница двух миров,

там солнце смотрит в липах исподлобья.

© Виктория Тищенко

ЖИЗНИ

(акро-тавтограмма)

Желания желтого желудя,

жужжащего жадно жука.

Жеманная жимолость-жердочка.

Житейский жирок желобка.

И искристость ивушки инеем.

Имбирь. Иглы истовых игр.

Иное изгнанником-иноком.

Из истин, изученных им –

зеленые звонкие заводи.

Злак-знак. Золотой зверобой.

Земли-заповедника запахи.

Затишье задумчивых зорь.

Неправость. Неправедность. Набожность.

Надежды. Наплыв наносной.

Ногами натруженной набереж

                                                         -ной

нервная нежная новь.

Исходы. Истоки излуками.

Из искр, из изношенных изб –

и знаки, и злаки, и звуки – и –

и жизни, и жизни. И ЖИЗНЬ.

© Виктория Тищенко

Небо в обрывках намокшей шали

Небо в обрывках намокшей шали.

Непревзойденным умелым докой,

что-то по-шулерски замышляя,

вечер тасует колоду окон.

Вот с орелом едва заметным

лампы, свечей ли медовых бражка.

Да наигравшись в созданье света,

карты кладет кверху рубашкой.

Мгла поглощает в молчанье вечном

темя холма, что пятном лысеет.

Темень – сигнал нежеланной встречи,

каверзной встречи с душой своею.

Что ж испугался ты так, бесстрашный,

этой дрожащей в ознобь синички?

К свечке табачной, последней в пачке,

ты машинально подносишь спичку.

© Виктория Тищенко

Благодатный огонь

Благодатный огонь можно даже в руке 
пронести — и руки не обжечь. 
Сотни, тысячи грешников на стояке 
собрались с миллионами свеч. 

Тот в костюме из лайкры, тот полунагой; 
тот в авто, этот — пехом, в обход. 
По пророчеству, если не вспыхнет Огонь
Голубой — Час Последний пробьет. 

— Гнать взашей толстопузых, — рвалась голытьба, - 
И распутниц расхристанных гнать! 
Так роптала толпа, так молилась толпа. 
Но с небес снизошла благодать. 

Это значит, что добрый Господь 
нам отмерил еще один год. 

© Виктория Тищенко

Легенда ленивого лета

Легенда ленивого лета,

где всё и свежо, и неново.

И зданье щербатою лепкой,

с фасадом дворцово-дворовым.

А двор, не боясь ограблений,

дорожкам дает золотиться.

И вяжет ажурные тени

на тоненьких ивовых спицах.

Здесь трещин извивистых группа

видна – иероглиф разрухи.

И в залежах белого пуха,

как в тапочках войлочных, звуки.

Безлюдье. Полдневная бездна.

Но слышно – со сдавленным кашлем

из темных скрипучих подъездов

выходят на свет барабашки.   

© Виктория Тищенко

Как будто прошлые миры

Как будто прошлые миры,

люблю я старые дворы.

В них шелест августовских груш

и отпечатки давних душ.

И как тяжелые плащи,

на окна падают плющи.

© Виктория Тищенко

Дом чужой. Большой. Многоэтажный

Дом чужой. Большой. Многоэтажный.

Рыжий кот – мурлыкающий плут.

И балкон один, куда мне даже

мельком запрещается взглянуть.

О, сюда входила я когда-то

наяву – сбывающемся сне.

Прочь иду дорогой угловатой.

Тротуар как траур по весне.

© Виктория Тищенко

Вы мой голос больше не услышите

Вы мой голос больше не услышите.

Я клянусь. Но всё же не кляну.

Голуби – счастливейшие нищие

сизые свидетели тому.

И не трону зябнущими пальцами

плоский диск – чужих интрижек цирк.

Позабуду эту комбинацию

из семи когда-то милых цифр.

Не займу я больше Вашу линию.

Трубки шнур кривляется, паяц.

Тот рычаг холодной гильотиною

голос мой навек отсёк от Вас.

Но листнув альбомом блеклым прошлое,

вспомните на свой особый лад:

чёрствый хлеб с ладоней сытой площади

голуби клевали невпопад.

© Виктория Тищенко

Открою тайну: мы давно мертвы

Открою тайну: мы давно мертвы.

Не исчезает жизнь, а просто снится.

Замазав краской стыки словно швы,

стеклят нам снова темные глазницы.

Короткий дождь сближается с плечом –

картуза туч рассыпанный горошек.

Кирпич, покрытый сумрачным плющом,

умеет притвориться нашей кожей.

И не понять: реальность ли, мираж.

На синих стенах тени как шпаргалки.

Стремятся двое на шестой этаж,

как в нас с тобой, играя в догонялки.

Звучит аккорд, расшатанный слегка.

Игра под ветра бойкое сопенье,

когда перемещается рука

по клавишам, как будто по ступеням.

Что помню я? Мы вышли на балкон…

© Виктория Тищенко