Сегодня на мне зазвучала сирень

Сегодня на мне зазвучала сирень
(январь до сих пор не осилен).
Сегодня на мне зазвучала сирень,
как сказочно-светлая Сирин.

Играла... Да так, что заснеженный сквер
казался в цветении странном
другим. Создавал для меня парфюмер
безбашную каплю обмана.

© Виктория Тищенко

Тогда не тревожил ни Кремль, ни настойчивый Запад

Тогда не тревожил ни Кремль, ни настойчивый Запад.
А было счастливое детство без лишних вопросов.
Но раз ворвался "арома..."... нет, заманчивый запах,
как роскошь, доступная лишь независимым взрослым.

"Шанель № 5"? Нина Риччи? С разбитым коленом
я знала: так пахнут в Париже, столице соцветий.
Вот вырасту - вы, расту! - им надушусь непременно -
пьянящее право быть самой прекрасной на свете.

Восход мой настал. А кому-то пришло время спуска.
Открыли границы... Мы стали к запретному ближе.
О, дайте мне запах - роскошный, пьянящий, французский!
Но каждый по-своему думал, как пахнут в Париже.

И сколько винтажных флаконов, хрустально-надбитых,
открыла, добычей забытые чьи-то секреты.
Я знаю, как пахнут гальбанумы и альдегиды,
а главной пронзительной ноты по-прежнему нету.

"Шанель № 5"... Нина Риччи... Прекрасные речи...
Теперь я на спуске... Вчерашнею кралей по краю...
Но давний живой аромат никогда и не встречу.
А если и встречу - боюсь, что его не узнаю.

© Виктория Тищенко

Винтажи

Весна с потоком времени в запасе,
тщетой обнов и льдинами на слом.
Но прошлое целует нам запястья
притер... потертых пробок хрусталем.

О, руки грациозно изгибаем,
протягивая сморщенным губам...
Так долго целовать их позволяем
духам и маломощным старикам.

И в хрустале, как памятной могиле,
доходят к нам дела минувших лет.
«И нас когда-то тоже не ценили,
впервые-робко выходивших в свет».

Идите к юным, жаждущим победы!
А нет... Стесняясь шаркающих ног,
напомнят о себе идущим следом
причудливостью форм и битых нот.

© Виктория Тищенко

Кто расцветает, кто отцветает...

Кто расцветает, кто отцветает...
Ярко и рьяно благоухает.

Конских каштанов, пышной сирени
в серость асфальта снова соренье.

Пыльные трассы выкормят вдосталь
ирисы, тополи, майские розы.

Кто расцветает, кто отцветает...
Ярко и рьяно благоухает.

© Виктория Тищенко

Расцвели на клумбах розовые пальцы фантиков ребячьих

Расцвели на клумбах розовые пальцы
фантиков ребячьих и случайных астр.
Это день прохладный, это шум сентябрьский,
тонкие фигуры уходящих нас.

В светлых воскресеньях и несветлых средах
было небо звонче, травы – зеленей.
Дружно уезжали на велосипедах
искристые грозы прошлых летних дней.

Будет ветер длинный, будет старый тополь,
обедненный снова, одинокий столь,
языком голодным с потемневших стекол
моросящих будней слизывая соль...

© Виктория Тищенко

Прощание со стержнем, в котором закончилась паста

Прости меня, прости, мой старый добрый стержень.
Великою рекой твоя струилась речь.
Теперь и ты –  н и ч т о, поскольку нет надежды
хоть капельку чернил из недр твоих извлечь.

Мы в модные зонты порой оденем ветер –
ты Слову придавал все зримые черты.
Стихи мои росли бумажным частоцветьем.
Немало повторил собой ты ерунды.

Но были на больших исписанных страницах
созвучья смелых фраз, сплоченные одним.
И вербы, по весне, в пушистых рукавицах,
собравшись у окна, рукоплескали им.

Вот так и жизнь моя – пройдет безликой тенью,
а будут у нее секунды озаренья.

© Виктория Тищенко

В соцветье звезд, прозрачный как моллюск

В соцветье звезд, прозрачный как моллюск,
крылатый поезд мчит к воротам новищ.
Я на подушке дремлю – и не сплю:
всю ночь пытаюсь отогнать чудовищ.

Мой сон хитер: вот человек и полтора -
на рюмку к проводнице Нинке.
Но разум мой лазутчиком под полку –
проверить, как мои ботинки.

И сновидений пряча леденец,
щекою льну к холодной мокрой раме,
где окон зарешеченных крестец
сливается с кошачьими глазами.

Мне кажется: там только степь и тьма.
А там живут, наверно, миллионы:
и витязи без денег и ума,
Светлана и смотритель станционный.

Благословен их неприметный труд
в домах постройки дедушки Мазая.
Химеры скорый поезд стерегут.
И видят ли они меня? – Не знаю…

© Виктория Тищенко

Стрижи

Игорю Талькову, Виктору Цою, Сергею Есенину и другим раньше времени погибшим Поэтам посвящаю…
 
В законах заученных – множество лжи.
Земля наша – мать и отрада не всем:
ходить по земле не умеют стрижи,
стрижи не умеют ходить по земле.

Поднявши ладони, ты можешь держать
и россыпи ягод, и зёрна, и хлеб.
И что же? Не выманишь с выси стрижа! –
стрижи не умеют ходить по земле.

Наверное, тонкие крылья стрижей
мгновенно снимают всю копоть с небес.
Я знаю таких же отважных людей,
что дарят синь правды и мне и тебе.

Людей этих любим – ведь с каждым из них
становится легче в житейской петле.
Да только… хороним их раньше других.
Стрижи не умеют ходить по Земле.

© Виктория Тищенко

Гроза

Над лиственной нытью
тяжелого сада
лиловые нити
разлада-разряда –

рукой исполина
в попытке нелепой
гул-землю придвинуть
к лохматому небу.

...Стряхнув пыль-отрепье,
синь щурится с крыши.
Как будто бы небо
и впрямь стало ближе.

© Виктория Тищенко

Делит нас время на разные глупые лиги

Делит нас время на разные глупые лиги,
нынче - с улыбкой радушной, а завтра - черствяк.
С полок людей облетают отверженно книги,
как облетает с деревьев озябших листва.

Рядом - пиит, открывавший словесные мекки,
и словоблуд, столь уверенно несший бурду.
Жмутся, стучатся в убежища - библиотеки,
словно прижиться пытаются в старом пруду.

Голые полки на чистеньких стенах квартирных
глупо висят, полироли объевшись, немы.
Скоро на них делово заблестят сувениры,
как разноцветные льдины духовной зимы.

© Виктория Тищенко

Сирень

И никто из жильцов не скажет,
кто сажал этот куст сирени
и когда, и зачем забросил.
И пошла она кувыркаться!
И пошла она биться в окна!
Как цветною водой из душа,
растекаться листвой по стеклам.
То гирлянды (не надо вазы)
лиловатых цветов развесит
в чьей-то форточке, то расправит
и поднимет густые ветви –
далеко ли еще до крыши?
Мэтр в кепке, досадно морщась,
вспоминает вокзал, бомбежку
его детства, окурки, локти
и торговку цветочным мылом.
- Этот запах, о Боже, о Боже, -
возмущенно твердят соседки,
на молочных бидонах, ведрах
лиловатых цветов соринки.
Где-то там, за двором за длинным
зреет облако. Только точка.
Только точка – и сотни ножниц.
И уходят куда-то люди.
А Она, знать, свое все шепчет:
Если сильный – вдыхай сильнее,
если слабый – ломай больнее…

© Виктория Тищенко

Пузырьки

И время здесь остановилось:
пуховка пудры, тушь, духи.
Сказал электрик бритый, силясь
сказать как Кришна: пузырьки.

Иди назад, в свой грубый лагерь:
режь провода, чини звонки.
Здесь царство слабье, царство бабье,
бессмысленное: пузырьки.

«Герлен», «Диор», «Черутти», «Хьюго»,
неуловимо: васильки.
Безумки слушают друг друга,
вдыхая малость: пузырьки.

«Сестра, послушайте, Вы – ландыш,
Вам «Диориссимо», -- А Вам..»
О, льстивым продавщицам радость:
за доллар – лепет по слогам.

Зачем же ты, малышка Майя,
им пудришь плоские мозги,
уламывая, продавая
в коробках ярких пузырьки?

Вздыхают, топают с работы,
дешевой краской жгут виски.
Но в жизни их должно быть что-то,
хотя бы что-то: пузырьки.

И будет май, и будет майя!
Девчонки, тетки, бабушки –
они идут домой, сжимая
в ладонях теплых пузырьки.

© Виктория Тищенко