Вы умерли в совсем другой стране

Вы умерли в совсем другой стране.

И в час, когда, разбив кольцо недуга,

новопреставленной во вечном сне

я к вам приду, мы не поймем друг друга.

Вы умерли в совсем других мирах.

Мой свежий крест сосновой колкой ятью,

мой бренный прах… Мечтаний ваших прах

в моих словах вам будет непонятен.

Ваш календарь… двухглавые орлы…

балы… театры… пяльцы… домострои…

О как же вы младенчески милы

мне видевшей, как рушатся устои.

Пока дышу, и мудрствую, и мчусь,

и наслаждаюсь сыромятным мартом,

я чувствую, ловя луча парчу,

ваш каждый лишний старомодный атом.

При ясном полдне или при луне

придет потомок – рыжий, с силой ражей.

"Вы умерли в совсем другой стране", –

на этом поле он печально скажет.

© Виктория Тищенко

В халате завалящем

В халате завалящем - 

позор в быту –

с пустым ведром звенящим

сквозь двор иду.

Была Царицей бала,

качнув бедром.

А кто теперь я? – баба

с пустым ведром.

© Виктория Тищенко

Я этот день у себя не похищу

Я этот день у себя не похищу.

Пусть и, скатившись с полдневных рамен,

под ноги ляжет раздавленной мышью

недообласканный мною момент.

Не пропущу этой милой новеллы,

буду глядеть, как в заброшенный пруд

солнце пускает неострые стрелы –

мягкий гуманный такой Робин Гуд.

С ветром на пару в припарковом флисе,

лапой сжимающем лужи стекло,

разворошу рыжеватые листья.

Ведь, словно я он большое трепло.

Ну а когда две тяжелых монеты

на очи лягут – познанью замень,

пусть я навеки останусь поэтом,

свято сберегшим свой солнечный день.

© Виктория Тищенко

Пыльные стены. Молчанье с утра

Пыльные стены. Молчанье с утра.
Ковки холодное сито.
Лучик ныряет в колодец двора,
рискуя разбиться о плиты.

© Виктория Тищенко

Бабочка-однодневка

Из тумана возник

день – белеющий лист.

Для меня это миг,

для тебя это жизнь.

Пусть уйдет втихаря

он без огненных строк –

это эра твоя,

озорной мотылек.

Магистраль-абордаж,

придорожная дрожь.

В рыжей клумбы мираж

безрассудно нырнешь.

Двор – у неба по дну

с пирамидами крыш.

И в окна западню

на закате влетишь,

что ль свечей на столе

зачарованный враз,

в передночье, в предмгле

не заметишь подчас

тени странных двоих,

губ горчащий каприз.

Для тебя это миг,

для меня это жизнь.

© Виктория Тищенко

Масса асфальта гниет, а не плавится

Масса асфальта гниет, а не плавится.

Лето дождем несговорчивым хлещет.
Видно, ему наша мода не нравится –
тонкий батист и открытые плечи.

Строчек газетных привычная бранница;
Время невнятицей хмурою виснет.
Видно, ему наше племя не нравится –
хохот лукавый и вольные мысли.

Снова закуталась в куртку, красавица.
Лето холодное лаской не блещет.
Может, ему вскоре все же понравятся
тонкий батист и открытые плечи...

© Виктория Тищенко

Харону

Приводишь веками расшатанный челн,
а, может, моторку-быструшку, –
на борт принимать не спеши, о Харон,
политика сытую душу...

Мудрец! Не туда, где клубя едкий дым,
смола встретит кашей густою –
верни-ка его гражданином простым
в страну, что когда-то он строил…

© Виктория Тищенко

Но ты ее наутро не нашла

                                                Т.Х.

Но ты ее наутро не нашла.

Там, где вчера, казалось, сердце билось –

лишь полоса сухого вещества.

А где цветок? Фиалка испарилась.

Ты зазевалась – и не налила

воды в стакан. Но что ей малость – милость?

Ее простор-свобода позвала,

в лучах зари фиалка растворилась.

А днем строка нежданная пришла.

Да вот… Юла рутины закрутилась.

Теперь – тетрадь. Ночная гладь стола.

Но где строка? Фиалка испарилась…

© Виктория Тищенко

В белых кудряшках болоньих

В белых кудряшках болоньих
да в жемчугах из стекла
курит она на балконе
в марте восьмого числа.

Сердце, что сизая сойка,

мягким летает дымком.
Как это, право же, горько
в небо плевать табаком!

Жизнь в золотом пустозвонье

не началась – а прошла.
…Курит она на балконе
в марте восьмого числа.

© Виктория Тищенко

Чем хуже шкура, тем больше ей дорожу

Чем хуже шкура, тем больше ей дорожу.

Презренью есть где, улыбку кривя, поживиться.

В стране Притворства – уживистый друг ужу,

и принцип свой затолкала почти под плинтус.

Мотает ветер тучу на лунный чуб.

Да мне б не в небо – мне бы в себя вглядеться.

Усталость? Мудрость? – все это такая чушь.

А правда в том, что с годами мельчает сердце.

За жизнь цепляюсь, ненужная ей сейчас.

Но кто-то смелый, призывы борьбы приемля,

шагнет в Бессмертье – шагнет с моего плеча,

когда, иссохнув совсем, превращусь я в землю.

© Виктория Тищенко