Ты помнишь тот снимок...

Ты помнишь тот снимок – штришок напослед

в тот день, как женился Валерка-сосед?

Всех в гости к себе звал торжественный дом,

да нам не сиделось за шумным столом.

Той лестницы ход, тот молчанья накал.

Мгновенье, куда ты меня увлекал.

А нас разделял, даже снега белей,

лишь хлопок одежды – твоей да моей.

И так прижимал меня к сердцу – за грань! –

как будто хотел ты стереть эту ткань.

- О, кто эти люди, – скажу я тебе, -

На маленьком снимке с пометкой «ч.б.»?

Кто юноша этот, мой мил-человек,

что хрупкую девушку обнял при всех

на свадьбе далекой, распавшейся вдрызг.

Валерка развелся...

И мы не сошлись...

© Виктория Тищенко

Ведьма

В бутон бокала – терпкое вино. 
Полночный час, который снова прожит.
И лунный свет со мною заодно,
он так легко и вскользь разгладит кожу.

Шелк простыни, и жаркие тела

в один порыв сцепленные бедово.

И даже эта грубая метла
в углу, как рыжий хвост коня гнедого.

Луна-слюда – и нету нам суда.

И нет границ и мер, но есть минуты.

Нам позволяет синяя звезда
менять миры, что горные маршруты.

Крепки как сталь рассветные лучи,

разоблачат припудренную старость.

Но все-таки скажи: в живой ночи
тебе со мною хорошо леталось?

© Виктория Тищенко

Пробьешь суглинок желтым лбом

Пробьешь суглинок желтым лбом,
туман и холод одурачив.
И в вазе над моим гробом
ты будешь вечен, одуванчик.

Когда уйдут в безмглень 
                                       меня
последний раз почтивших внуки.
И дождь, свой честный труд ценя,
сотрет с плиты гранитной буквы.

Ко мне придешь... Погладишь лишь
корнями белыми своими.
И в синь, легчая, улетишь.
И там начертишь мое имя.

И в почве новой, молодой
ты обо мне расскажешь робко.
Закат с прокусанной губой
покроет небо красной коркой.

Вглядитесь: май, тропинки кнут
и пятна солнца семенами.
Здесь одуванчики цветут
ковром бескрайним с именами.

© Виктория Тищенко

Четыре десятка наивно-расхлябанных весен

Четыре десятка наивно-расхлябанных вёсен,
малиновых вёсел гребком к горизонту-ремню.
И клякс на бордюрах – суглинистых, из-под-колёсных.
Четыре десятка отмашек: «Потом нагоню!».

Четыре десятка апрелей. Горчащих дымочков
костров краснолапых, сгребающих ветошь в лесу,
ветров пречертовских, в березах чириканий сочных.
И черных воронок размазанных в лужах простуд.

Четыре десятка настойчивых первых капелей
и первых бессоний, где шепот и счастье – в зенит.
И клейких листочков – монахов, покинувших кельи.
Четыре десятка, чтоб я это стала ценить.

(c) Виктория Тищенко

Пасха

Прекрасные, пре-красные закаты
теперь сгорели грудами бумаг.
Густых туманов белые накаты
и утра двухэтажные дома.

Ночное небо стало белым дымом -
и в нем теперь и всё и ничего.
Печальные летают серафимы,
целуя отстрадавшее чело.

© Виктория Тищенко

О, Бредбери, о, Бредбери!

О, Бредбери, о, Бредбери! -
цветущий абрикос –
безмерное доверие
рассказам снов и грёз.

Налей вина мне крепкого
из солнечных цветов.
Пусть вкус напитка этого
расскажет мне без слов

о странных и о странниках,
дорогах и о том,
что всех чудес желаннее
уютный детства дом

там, где шипенье чайничка,
салфеточки из льна…
…Я долго буду пьяною
от твоего вина.

© Виктория Тищенко

Зиме уходящей

С вихрем плясала опасным –
ужасом стала сама.
Все же с тобой расставаться
жаль мне, ворчунья-зима!

Знаю: за прочною дверцей
бурь вперемешку с пургой
прятала ты свое сердце,
чтоб не топтали его.

Но иногда открывала
сердце – в зыбучий мороз.
Как ты тогда восхищала
клумбой невянущих звезд!

Примут ли шумные внуки
искры твоей белизны?
…Вот показались сосульки –
первые зубки весны.

© Виктория Тищенко

Столбы

Когда в горшки людских следов
кладет зима метели кашу,
беззлобные ряды столбов
дорогу освещают нашу.
               
Поддерживая провода,
вдоль верст передавая вести,
столбы встречают поезда
и провожают – в неизвестность.
                 
Ну что б мы делали без них?
Благодаря таким гигантам
взметаются страницы книг
как бабочки к электролампам.
                 
Фигуры длинные столбов
в рубахах из бетона, стали…
Мы сделали себе рабов –
рабами быть не перестали. 

Дорога – зеркало судьбы.
Признаемся в купейной тряске,
что мы – такие же столбы
в одной железно-прочной связке.

Пускай мы внешне без цепей,
но нами кто-то управляет –
бессмертный или из людей –
он до зубов зубрежки знает:
                 
сожми орехов ядра – вмиг
они слезой заплачут вязкой.
Мы тоже, превращаясь в жмых,
души растрачиваем масло…
                   
Давай, пока не поздно, жить!

© Виктория Тищенко