Как пчела сердцевины цветочной нектар

Как пчела сердцевины цветочной нектар,

словно солнечный луч, что на воды июньские падок,

я пила Красоту твою – светлый негаданный дар –

длинным хоботом жадного неутомимого взгляда.

Эта страсть! Этот чувств неотъемлемый аз,

этот уголь пылающий, даже дождем негасимый.

Если взять эту страсть, да на доме что углем чертать –

дом бы вспыхнул от искры единой.

Мне б ее приручить. Так порою тасую слова,

чутким строчкам негромким, рожденным из мыслей о главном,

придавая величие формы... Но форма мертва.

Сероватая почва. Оседлая бывшая лава.

Мне б тебя не любить! Этих лампочек в окнах попкорн,

эти пухлые тучи, обутые в лунные ласты.

Я к тебе прилипала седьмым телефонным звонком,

я тебя обнимала звеняще-живительным: здравствуй.

© Виктория Тищенко

Лето

На миг зажмурившись, окошко
блестит на солнце ярче, лучше.
И сна оставшиеся крошки
уже склевал смешливый лучик.

А город радует июнем
и козырьками крыш зеленых
и трубочки цветных петуний
приносит в сеточках балконов.

Фонтаном брызжет сад тенистый,
зовут гудками пароходы.
И даже скучным карьеристам
так хочется удрать с работы.

© Виктория Тищенко

Лебеди-гуси давно улетели

Лебеди-гуси давно улетели;
съежился, сморщился пруд-сирота.
Гусь деревянный цветной карусели
смотрит печально на воды пруда.

Ядрицей гречневой рябь золотится.
Здесь, словно предков далеких суда,
плавали гордые белые птицы,
по сторонам не смотря никогда.

Только одна белокрылая птица
в час, когда схлынет ребячья безусь,
рядышком с птицей качелей садилась,
пристально глядя: мол, что ты за гусь?

Гусь деревянный, детишкам - Катаич,
мысленно мерил просторы высот.
Мнилось ему, будто новый товарищ
в дальние страны его позовет.

Белая птица и не оглянулась,
взмыв навсегда в поднебесную муть…
…Наши мечты – это лебеди-гуси,
что, улетая, с собой не берут.

© Виктория Тищенко

Сами в рай приходят самураи

Сами в рай приходят самураи,
кожу живота мечом сдирая;
на закланье странном умирая,
танку кровью пишут самураи.
 
Рукоять, как флаг, в открытой плоти,
в обнаженном солнечном сплетенье.
Словно пар от кипятка, уходит
вся энергия в стихотворенье.

Постарели внучки самурая.
Вот и шар земной, как зерна злака,
словно съеден смыслов муравьями.
А жива пергаментная танка.

Так, Поэт, и вечность переспоришь,
если ты нутро свое распорешь.

© Виктория Тищенко

_________________________________
Примечание. Самурай, делая харакири, должен оставить после себя танку...

Взросление – сомненье в том, что ты

Взросление – сомненье в том, что ты
родился Богом… Вместо сверхзадачи
давай пойдем на луг – и по-ребячьи
разденемся почти до наготы.

Не будем упиваться мёдом тел,
а просто поглядим на небыль неба;
закинув облаков кудрявых невод,
там горизонт отбрасывает тень.

Но расплескалась щедро синь души!
И можно наблюдать часы навылет,
как, будто бы челны сторожевые,
по стрежню неба носятся стрижи.

И видеть, как нежны колокола
цветов душистых. На землице пылкой
лежать, и чувствовать, что на затылке
вот-вот открыться может Третий Глаз;

и обозрим незримое… Но нет!
Мы на землице – и не на землице,
мы не сумели до конца забыться:
пусть тонкий подстелили мы – но плед…

Так что ж… Давай себе не будем лгать…
Наш инструмент – не плуг и не мотыга.
Природа явит откровенье мига,
но смутный город позовет опять.

Он от рвачей строительства сутул,
сломился от маршруток абордажа.
Ему шприцом прозрачным Телебашня
сладь-сериалов вспрыснет наркоту.

Давай же петь его – и не взрослеть!
Чтоб в день, когда, блистая силой древней,
придет наш брат, воспитанный деревней,

сумели откровением прозреть.

© Виктория Тищенко

Июньская гжель

Посвящается картине Натальи Шалле "Июньская гжель" www.stihi.ru/2011/06/28/4285
(название совпадает с названием стихотворения Натальи...)

Ещё впереди и шезлонги, и встречи,
и в шлепках речной раскаленный песок.
И жаждой не мучим, и солнцем не мечен
зеленый упругий июньский листок.

Треножник на ножках на курьих. Акаций
веревочных веток развешенный фетр.
Густые, тугие, беспутные краски
и радость на вдохе, и белый мольберт.

...Забросят в чердачный нечищеный ранец,
а, может быть, в рамочку вставят (ужель?).
О, с блюдечка неба украденный глянец -
картинка на память - "июньская гжель".

© Виктория Тищенко

Купидону

Ты вовремя, мой маленький палачик,
слетевший с поднебесья наяву.
Чем подкупить тебя, кудрявый мальчик,
чтобы снова натянул ты тетиву?

Что любишь ты? Желейные конфеты?
Футбол, бейсбол - а, может, чупа-чупс?
Чтобы выстрелить в высокого брюнета,
несущего гвоздики алый груз.

Он смотрит - и коленки мелкой дрожью
трясутся, что осенний слабый лист.
А сердце у него - с твою ладошку.
Смотри, на этот раз не промахнись!

© Виктория Тищенко

Дом в жасминном переулке

Дом в жасминном переулке…
Детский смех; и синь, и тень…
Из оброненной шкатулки –
горький аромат «Герлен».

Незакрытая коробка…
И, который год подряд,
от удара треснув, пробник
источает аромат.

Пыль ложится росткой ношей
подоконнику на грудь.
И часы удары множат –
для кого они идут?

Скоро в мир, что заколдован
стылью; в прошлом яркий – чахл,
как когда-то, въедут двое
жить друг с другом просто так.

За семью замками сердце
прячет истину свою.
«Нужно, нужно притереться,
а ПОТОМ создать семью.

Нет – развод не будет долгим,
Да – всегда, коль повезет».
Я скажу им издалёка
(может, ветер донесет) –

тем, кто мерит в пробном браке
силы робкие свои:
«Дети, дети не бывает
в мире пробников любви».

© Виктория Тищенко

Тополиный пух

Птицы крыш копошатся в небесной пыли облаков.
Тополя ежечасно роняют свой дар бестолковый.
Ты не смотришь в окно. Ты читаешь о тайнах песков,
чтобы в старом далеком узнать о неведомом новом.

Расшифрованы записи древних. О, замкнутый круг!
О победах царей рассказали таблички из глины?
Пишет мудрый творец Вавилона: «Вновь падает… пух.
И вчера, и сегодня летит этот пух тополиный».

Это шутка? Что значит «сегодня»? Что значит «вчера»?
Разве стоит такая строка усилий великих ученых?
Ей пристало родиться бы здесь, на лавчонке двора,
а не в недрах глубинных ушедшего в пыль Вавилона.

Но, быть может, создатель разгаданной странной строки,
не чернилами – красною глиною пачкая руки,
в вавилонском стоглушии также страдал от тоски,
словно ты, изучивший старинную надпись о пухе?!

Всё, что может исчезнуть, однажды исчезнет, мой друг.
Но сорвиголовой, совершившим прыжок с парашютом,
пух летит над Землей, тополиный доверчивый пух.
Дух бессмертный летит – и нигде не находит приюта.

© Виктория Тищенко