Листок прорастает пытливый - так щедро…

 

Листок прорастает пытливый - так щедро
вплетается юным во множество строк.
Как сладостный запах канадского кедра,
везде, отовсюду сквозит ветерок.
 
Весна брызжет соли из груши гитары
и строит со звоном усадьбы дождя.
Сюда по неписаным правилам жанра
изящно и нежно вписать бы тебя.
 
И всё же - пусть будет сейчас без обмена,
луч веером трубчатым скроет черты.
Я чувствую радость, я чувствую небо,
я чувствую солнце... А я - это ты.

© Виктория Тищенко

Рельсов сцепленье. Дорожные осыпи...

Рельсов сцепленье. Дорожные осыпи.
Лезут к сирени бесстыжие особи:
в темень густую кулачною пахтою -
снежные ветки ломают охапками.
«Что мне с потерь (гроздья - спесь гималайская),
если сейчас чьё-то сердце ломается?».

© Виктория Тищенко

День выдался солнечный - и не бывает прелестней...

День выдался солнечный - и не бывает прелестней.
Но в счётах конторы, похоже, и вдох на счету.
Когда наступаешь на горло собственной песне,
песнь вылезет где-то - сиреневой веткой в цвету...

© Виктория Тищенко

А у нас по правилам весна...

А у нас по правилам весна.
Это значит свист -
                     (встарь: твист) -
                                           снаружи.
И травинки - поросль зелена -
снова обретают свои души.
 
Это значит ветрено кругом,
веретёна вётел в свежем свете.
Это значит облако и гром,
и никто (ты - кто?) не верит смерти.
 
Это значит воздух-сердцеед,
сквозняки с сороками судачат.
Это значит встретили рассвет,
это значит, это много значит...

© Виктория Тищенко

Багряные краски искрятся - и пусть...

Багряные краски искрятся - и пусть.
Мы в осени ценим лишь терпкую грусть.
И, право - какая уж тут красота,
коль целая жизнь облетает с листа...

© Виктория Тищенко

Яр зияет как пропасть под спайкой небес...

Яр зияет как пропасть под спайкой небес.
В давнем прошлом - всего лишь обрывистый лес.
А теперь на камнях, на уступах иных -
метки мокрых окурков и банок пивных.
Здесь дорожки разбиты, здесь клумбы в цветах,
здесь скамейки в жеманных тугих завитках.
И в конце сентября, поутру, каждый год,
здесь людское прозрачное море идёт.
С Куренёвки - и вверх - их шаги так легки;
цепко смотрят под ноги, несут узелки.
Проезжают сквозь них форы-фуры, авто,
все спешат по делам. Их не видит никто.
День расписан у всех до мельчайших минут.
А они всё идут, и идут, и идут...
Рыжелистая твёрдая поступь беды.
На холодной земле остаются следы.

© Виктория Тищенко

И начинался каштановый рай...

И начинался каштановый рай.
Щедро, едва ли не кланяясь оземь -
как молодым подают каравай,
горы листвы подавала нам осень.
 
Позже сравнят их почти с булавой -
связкой скафандров в космических далях.
Этой дорогой, знакомой тропой
в Киев ходили они за плодами.
 
День был хрустящий - свирельная твердь.
Бился ледок о стеклянные двери.
Если б сказали: «Ведут вас на смерть»,
кто-то бы этим безумцам поверил?
 
Может быть, даже у ямы-свинца
ужас не приняли - влаственно-явный.
Болью небес обрывались сердца,
пулей картавой летели каштаны.
 
Лишь через годы - молчанье на спад -
памятник им - с нашей долей позора.
Тёмные листья, шурша, говорят
больше и глубже, чем эта менора.

© Виктория Тищенко

О славе и слове вопрос осторожен...

 

О славе и слове вопрос осторожен.
Поэт говорит, закрывая тетрадь:
«Мой голос негромок, мой вклад столь ничтожен.
Зачем моей лире в час дольний звучать?».
 
А я говорю: мироздание - ребус,
но в нём ты отыщешь ответ - к жизни мост.
Всё в точечках-звёздах бездонное небо,
но не было б неба без крошечных звёзд.

© Виктория Тищенко