Шаг не упруг уже, но даль упруга

 
Шаг не упруг уже, но даль упруга.
В колье камней - искусственный газон.
Идём с тобой и смотрим друг на друга 
тем, что опять глядим за горизонт.

Подносит море к небу гребень пухлый

и белизной рисует на песке.

Увидеть странно, что такие букли
теперь клубятся на моём виске.

Никто не прочь прочесть под мощный выдох
о том, что наша жизнь почти прошла.
Но так сказать - как будто мудро выдать,
что у парящей чайки два крыла.

Как мы ловили листья - море брызг…
Как мы с тобой едва не развелись.

(с) Виктория Тищенко 

Сто любовей поэтам дано

 

Сто любовей поэтам дано
и сто тысяч негаданных встреч,
сто проспектов - сырых домино
и сиреней, которых не счесть.

На, ломай, брось перчаткой в окно,
в эту тёмную постную брешь.
Сто любовей поэтам дано
и пандоровый проблеск надежд.

…Пусть спускался на самое дно,
вы-то знаете: это святой.
Сто любовей поэтам дано,
чтобы нам рассказать об одной.

(с) Виктория Тищенко 

Вернусь к вам. Лишь только попросите

 

«Вернусь к вам. Лишь только попросите», -
чуть шепчет в искрящейся низи.
И в синий колодец осени
бросает монетками листья.

(с) Виктория Тищенко 

Здесь бывает и осень…

 

Здесь бывает и осень. Прохлада - от плещущей сини,
ливистоны и финики парами стройными вдоль.
На камнях и песке поступает полосками иней -
только это всего лишь белесая мелкая соль.

(с) Виктория Тищенко

Шар земной затерялся в словах…

 

Шар земной затерялся в словах, мир - в изменчивых смыслах.
Только охра в коричневых кронах осталась живою.
Нас когда-то учили: является пламя из искры.
Где он, искорка-лист, обрядивший дворы в огневое?

(с) Виктория Тищенко

Забери нас отсюда - писала в отчаянье Анна

Эпиграф: «Забери нас отсюда..»

   из письма Анны Ахматовой Николаю Гумилеву в начале революции

***
«Забери нас отсюда», - писала в отчаянье Анна.
(Петербург ленинградский был, словно стезя ножевая).
«Потерпи, дорогая», - сказал и забыл росчерк странный,
потому что не знал он, что беды такие на свете бывают.

А затем был секретный расстрел и холодная рана.
Мешковатые тучи на станциях крепли снегами.
«Забери нас отсюда», - шептала в ночь горькую Анна.
«Потерпи, дорогая…»

(с) Виктория Тищенко

До самой последней, смиренной строки

 
До самой последней, смиренной строки
сирень осыпает свои лепестки.
И шорох вечерний как шепот в саду:
«А что, если больше я не зацвету?»

(с) Виктория Тищенко

Расцветает сирень - скуке сыпь

 

Расцветает сирень - скуке сыпь -
пузырьками и белыми точками
возле дома, что будут сносить -
будет легче сносить одиночество.

(с) Виктория Тищенко

Жизнь - не дорОга

 
Жизнь -  не дорога -
черновик.
Зачёркивает каждый миг.

(с) Виктория Тищенко 

Синее море, как властное таро

 

Синее море, как властное таро -

всё накрывает волною сполна.

"Рыба" по-гречески: сиплое "ψάρι"

с буквой нептуньей в руках буруна.

Неблагозвучность звучанья, но сами

почвы псалмы - злаки - каменный нерв.

Древняя пара -  ψωμί и ψάρι,

псомИ и псАри - рыба и хлеб.

(с) Виктория Тищенко

Тёмный щавель и макушки пырея...

 

Тёмный щавель и макушки пырея,
мелколепестник, пока слишком мал.
Соком наполнились травы апреля,
переходящие в праздничный май.
 
Ветошь оградки - и солнце с разгона;
луч, проходящий сквозь окна как мост.
И у покрытого краской балкона
ветка сирени, белая кость.

© Виктория Тищенко